модели, андрогины, братья-славяне...

[innerbob]

Итак,

Юра Плескун

Съел нервы и ухмыляется
Андрей Педжич



без названия, pg-13, нецензурная лексика

- Говорят, он давалка просто безотказная. Главная педовка мира моды. Андрей, так скорее Андреа, - Коул хихикал ему в ухо, обдавая вонью бабского мартини.
Юра искоса глянул на парня.
- Да сам-то хлебать мартини не педовка, а?
Моэр обиженно засопел и треснул по плечу. Точнее думал, что треснул - кишка тонка по-мужски ударить, пидорас. Плескун поморщился и отошел от пьяного придурка.
Да и сам он видел, как вел себя Педжич. Улыбался и вел себя как потаскуха. Убирал челку со лба девчачьим манером, поводил плечами, как баба, красился, не реже любой модели-девчонки.
Плескун наблюдал за ним не первый раз. Общих фотосессий не было, только показы. Да и этого хватало, чтоб понять: потаскухой тут и не пахло. Скорее, другое. Испуганное, тайное, темное, спрятанное глубоко в его пидорской душонке. Быть девкой, и вести себя, как девка - разные вещи, Андрей. Андреа, мать твою.


Андрей давно заметил этого "Бронкса", да и сложно такого не заметить. Вот только подходить к нему было страшно. Пришибет и глазом не моргнет. Такому как он, Педжич словно кость в горле. Если он еще и гомофоб, то держись. Его ведь не заинтересует, нравятся Андрею парни или ему вообще плевать на мужиков, да и на баб тоже. Ему вообще на все плевать, кроме того, что подойти хотелось к Плескуну до ужаса.


Юра курил уже вторую сигарету, когда к нему присоединился Педжич. Ну надо же! Решилась девчонка скинуть сиськи и стать мужиком. Плескун обернулся, и, прищурившись, кивнул на не зажженную сигарету в руках.
- Помочь?
- Помоги.- Педжич сладко улыбнулся. Ну вот, сглазил, девка вернулась.
- Слушай, Андрей, мне дешевых проституток дома хватило. Побудь хоть немного мужиком.
Андрей застыл, улыбка хоть и не сошла с лица, но стала неуверенной. В отличие от тона.
- А ты не забываешься, дружок? Мы здесь все дешевые проститутки. Продаемся за одежду и бабло. И ты, мужик, кстати тоже. Только я это понял, а ты...
- Ударю.
- А ты не понял, - упрямо договорил Педжич.
Андрей чувствовал, как дрожат колени от странного смешения страха и удовлетворения. По морде ведь получит, не сомневался, но зато разговаривал с Плескуном, как давно хотел. Тема неприятная правда оказалась, но это детали. Главное, тот не смотрел на него как на безотказную шлюху, скорее уж как на умственно отсталого. С жалостью, щедро приправленной брезгливостью.
Плескун закатил глаза, отвернулся, но тут же снова обернулся к Андрею и дернул за волосы.
- Собери лохмы.
- С какой стати? - удивился Педжич.
- С такой вот, хочешь со мной общаться, прекрати вести себя как баба, по крайней мере рядом со мной, а то что, ломка начнется, если ногти не накрасишь и тушь дома забудешь?
- Идиот, - буркнул Андрей, неожиданно обидевшись. Тушью он не пользовался.
- Нет? Ну, тогда блеск для губ.
- Да пошел ты!
Педжич выбросил то, что осталось от зажженной, но не выкуренной сигареты, и зашел обратно в студию. Юра хмыкнул, и, затянувшись в последний раз, улыбнулся. С характером оказался - это хорошо. С безликой куклой, как многие модели, не пообщаешься толком, а Педжич ничего, смышленый и языкастый, хоть и косит под дурочку.
На балкон Педжич не вернулся, оказалось, уехал домой. Плескун поскучнел и свалил с вечеринки, сил терпеть пьяных моделек не было.


На показе у Марка оказались оба. Плескун кивнул смурному Андрею, тот надул губы и отвернулся. Идиотка, вздохнул Юра.
Уж позже, после показа, когда Плескун вышел покурить на балкон, Педжич решился к нему подойти. Традиция какая-то - выходить за Плескуном на балкон, чтобы поговорить, и извиниться, что уж тут.
Плескун молчал и не смотрел на мающегося Педжича.
- Извини,- решился Андрей.
- За что это?
- Я вспылил тогда не по делу и...точнее, ты меня за дело...в общем...
- А за сегодня?
- И за сегодня извини, я просто не ожидал, что ты поздороваешься.
- И поэтому надулся?
- Да. Нет!
Юра рассмеялся.
- Понятно. И волосы собрал, умница. И не накрасился, гляди-ка, учишься быстро, а строишь из себя пустоголовую идиотку. Ты конечно, идиотка, но не пустоголовая, а капризная. Но это считай за комплимент.
- Спасибо, - фыркнул Андрей.


-Да не слушаю я такую хрень, чувак, - Плескун не дал всунуть себе в ухо наушник от айпода Педжича.
- А зря, под нее классно отрываться.
- Да ты даже танцевать не умеешь, только и делаешь, что жопой вертишь и башкой мотаешь.
- Ну и что,- миролюбиво фыркнул Андрей, - зато я не сижу букой на диване, и не снимаю на айфон, как мы танцуем, чтобы потом ржать, как конь.
- Над тобой я не смеюсь, если что, - хмыкнул Плескун.
- Надо мной ты хохочешь, как гиена.- Андрей бросил в друга расческу.
Андрей Юру называл про себя другом, он так считал, и хотя ему не было плевать, если тот так не думал, дело поправимое. Они станут друзьями, и никуда Плескун не денется.
- Ну, было дело, - хохотнул Плескун, - это когда ты нажрался в сосиску, чтобы потом облевать новые штанишки Эша.
- Ненавижу этого придурка, - закатил глаза Педжич.
- Да? - невинный взгляд из-под кепки.- С чего вдруг? Вы же не пересекаетесь.
Зато вы часто пересекаетесь, чуть было не ляпнул Андрей, но вовремя захлопнул рот. Не хватало, чтоб потом Плескун ржал над ним, обзывая ревнивой сучечкой. Да, он ревновал! Возможно...немного...больше чем немного, но это проблемы самого Андрея и никого они не касаются.
- Да просто так! Захотелось, и все.
- Прекрати, - Плескун помрачнел. Ему не нравился такой Андрей, нервный, дерганный, злой, непонятно на что. Играющий, фальшивый. Скрытный.
- Ну, Андрюх.
- Не называй меня так, я не русский.
- Точно, ты недоавстралиец, я забыл.
- А ты долбаный черножопый янки!
Плескун расхохотался. Он хохотал до слез, не в силах остановиться. Педжич, не выдержав, рассмеялся, и ударил кулаком ему по ребрам. Юра охнул, но смеяться не прекратил. Он обхватил Андрея за талию и повалил на диван, уткнулся лицом между лопаток, стараясь успокоиться.
- Я сдох, Педжич. Я просто в ауте, - всхлипывал Юра, не разжимая рук, несмотря на все попытки Андрея вывернуться. Он зашипел, когда Андрей укусил его за предплечье.- Кусаться ты мастер, конечно. Пидорасинка моя.
Он дунул ему в ухо, посмеиваясь. Педжич затих, молчал и на попытки Юры расшевелить его, не отвечал.
- Ну ты обиделся, что ли?
- Нет.
- Ежик, блин, - фыркнул Юра.
- Что?
- Еж ты, говорю.
- Ты мне по-английски скажи, - Андрей повернул к нему лицо. Наконец-то, принцесса, блин.
- Ну не знаю я, как переводится на английский это слово. Ну это зверек такой...колючий. Он фыркает все время и срет по углам.
- Спасибо, твою мать! - Андрей попытался встать, - Отпусти, Плескун.
- Ну что ты как девчонка...
- Потому что я и есть девчонка! Все же так считают! Почему бы и мне не привыкнуть? - заорал Андрей, вскочив, у него начиналась истерика и ничем хорошим это не кончится.
- Ты придурок, а не девчонка, - холодно ответил Плескун, - веди себя как мужик, и будут относиться соответственно.
- С моей внешностью, да? Да ты умник, твою мать!
- Не трогай мою мать, - вздохнул Юра, - и внешность здесь ни при чем. Будь ты лысым уродом с манерами тупой блондинки, разгуливающей без трусов, ты все равно останешься уродом. У тебя поведение потаскухи, с жадным взглядом охочей до бабла, бабенки, но ты мужик! Оттого, что ты красишь свои долбаные ресницы, бабой не станешь и сиськи не вырастут, не надейся, уебан ты гребаный!
Плескун вскочил с дивана и вылетел из квартиры, грохнув дверью, так что стекла в окнах задрожали.


Они не разговаривали уже месяц. Неделю назад Андрей подошел к нему, положил руку на плечо, и открыл было рот, чтобы извиниться, да, снова извиниться! Но Плескун молча скинул ладонь и отошел от Педжича.
Андрей разозлился, и послал к черту этого придурка, правда мысленно и как-то без энтузиазма. Ему не хватало Плескуна. Не с кем было посмеяться, обсудить недавно прочитанного Бейкера, ибо с другими без визга "Андрей, ты читаешь?! Ты?!" это сделать не получится. Даже поманерничать, чтобы его за это отчитали, нет никакого желания. Он собирал волосы, не красился, не сплетничал и не обсуждал модельеров (Плескун отучил от того и другого, Юра ненавидел сплетников, и морщился, когда Андрей забывался, и начинал разговор "а ты знаешь каких уродцев набрало агентство в последний раз?!", правда, Педжич тут же затыкался и смущенно заглядывал Плескуну в глаза).


Стало огромной неожиданностью, когда через два месяца после идиотской ссоры, Плескун стоял на пороге андреевской квартиры. Трезвый, хмурый и с фингалом под глазом. Поджимал губы в излюбленной манере, молчал, давя Педжича взглядом исподлобья.
Андрей пялился на Юру, часто моргая. Он не ожидал увидеть его, и куда сильнее боялся испугать удачу, не успев схватить за хвост. Понимал, что сейчас необходимо действовать без резких движений, нежно-нежно, тихо-тихо. Если сейчас будет что-то вроде "я тебя не ожидал" - пиши пропало.
- Я прочитал Бейкера, понравилось, но нудно местами.
Плескун моргнул, набычился еще больше. Наверно, от неожиданности. Андрей попытался вновь:
- Еще не ужинал, может...- и тут же забывшись, торопливо, - Не уходи, пожалуйста.
- Нудно, потому что ты идиот. И не хочу я есть.
- Да, наверное, идиот, - улыбнулся Андрей. Нежность просто вырывалась из него, хотелось дотронуться до Юры, поделиться. Но трогать пока нельзя. Спугнет ведь. - Не уходи, пожалуйста. Побудь со мной.
Плескун оторвал взгляд от его лица, шумно вздохнул, и, выдохнув, подвинув плечом Андрея, вошел в квартиру.
Андрей закрыл дверь на замок, на все замки, для надежности. Сил задержать не хватит, но время потянет при случае, если Плескун снова вылетит из квартиры, обозленный.


Иногда Андрей задумывался над их отношениями. Ладно, не было у них никаких отношений. Плескун не любил розовых соплей, не терпел прикосновений незнакомых людей, не любил пьяных девчонок, и тем более, если они начинали к нему лезть, даже трезвые. Он скользил равнодушным взглядом по их прелестям, мило улыбался, но отворачивался, когда какая-нибудь красотка лезла целоваться. То же самое касалось парней. Ему были по барабану все их взгляды, намеки и прямые предложения провести ночь. Он отшучивался, и возвращался к бутылке пива, и все вечеринки проводя на диване.
Любимой присказкой к имени Плескуна было "равнодушная скотина", обиженные модели не скупились на выражения. Он и в самом деле был равнодушным к радостям многих моделей, глядел насмешливо, чем доводил до белого каления.
Правда, к Педжичу это не относилось, к удивлению самого Андрея. Плескун был с ним...другой. Он сносил его капризы, терпел истерики, до определенной точки, конечно; общался с Андреем по скайпу, хотя терпеть не мог все, что связано со скайпом, микрофонами, видеокамерой, предпочитая разговоры по телефону или реже, смски. На все попытки Андрея убедить его, что это практически одно и то же, начинал строить рожи или изображать умственно отсталого, размазывая пальцем свою слюну на одежде Педжича. Андрей отвлекался и визжал, как девчонка из-за испорченной одежды, начинал колотить по спине, охающего от особо сильных ударов, Плескуна. Тот хохотал, но ни разу не давал сдачи, терпеливо ждал пока Андрей не угомонится, хотя Педжич знал, что Плескун вовсе не пай-мальчик, он мог завестись с пол оборота даже от косого взгляда, брошенного на него, и ответить физической силой было естественным шагом.
Частенько Плескун щурился как сытый кот, устроившись на диване в гостиной Андрея, слушал его болтовню, даже позволял себя трогать и обнимать.
Иногда Андрею хотелось поцеловать его. Но он боялся все испортить. У них (не было никаких "их" конечно, но кто мешал Педжичу так думать?) и так все было неплохо, глупо рушить то ценное, что есть.


- Вот, вот таким и оставайся, - Плескун дернул Андрея за ухо, который устроился у него на плече. Они лежали на диване, пересматривая Терминатора.
- Каким? - хмыкнул Педжич. Ему было тепло, удобно и уже клонило в сон.
- Таким спокойным и не строящим из себя диву, - Юра не отпускал его ухо, теребя мочку, дергая за крохотную каплю серьги. Андрей не любил серьги, но Плескун подарил их на день рождения, и он исправно носил, привыкнув со временем.
Андрей тихо засмеялся, и заглянул другу в лицо.
- Нравлюсь?
- Нравишься, - улыбнулся в ответ Юра, и прищурился, - кокетка ты неисправимая. Не можешь не кривляться.
- Это ты постоянно кривляешься, а я делаю вечное выражение лица "а-ля Королева Вселенной".
Плескун хохотнул и потянулся к Андрею поцеловать, и уже дотронувшись до губ, понял, что он сейчас сделал. Застыл, испуганный собственным поведением. В следующее мгновение дернулся, вскочил с дивана, едва не скинув с него и Андрея.
- Тихо, все нормально! - Андрей готов был вцепиться в него, если того дернет трусливо сбежать, и Плескун был готов сделать это, Педжич видел и не знал, как остановить, задержать, впиться, вгрызться, разрыдаться наконец, потому что накатило, и осталось только тихо попросить.
- Пожалуйста, не надо. Не убегай, все нормально. Если ты...я бы никогда тебя не заставил...то есть...то есть, мне важна наша дружба, очень важна...ты нужен мне, Юра...ничего сейчас не произошло, мы оба забудем, и все будет как прежде...
- Заткнись, - Плескун застонал отчаянно, провел ладонью по бритой голове, зажмурился, и как-то надрывно рассмеялся. - Ненавижу тебя, гребаная ты сучка, Педжич! Педик долбаный! Сука! Как же ненавижу!
Он толкнул Педжича на диван, лег сверху, дышал тяжело, ноздри хищно раздувались. Казалось, он надумал не то задушить Педжича, не то поцеловать, но второе было на грани фантастики, поэтому отбрасывалось сразу. Андрей и не думал сопротивляться, смирившись со всем, что пришло Плескуну в голову.
Юра сглотнул, и вдруг мигом скинув весь воинственный вид, хамелеон чертов, неуверенно склонился над Педжичем.
- Блондинка, мать твою! - выдохнул, и ткнулся в губы Андрею. Тот обнял его, оплетая руками, ногами зажав талию Плескуна.



Довольная морда Плескуна выводила Андрея из себя. Оказалось, общие фотосессии это сущий ад, по крайней мере для Андрея. Ему приходилось терпеть ужимки Плескуна, похабные комментарии в ухо насчет своего внешнего вида. Он что был виноват в том, что Диор потребовались именно их привычные образы - пацана с гетто и высокомерной ледышки. Каблуки и короткое платье, едва прикрывающее колени, были совершенно не в его пользу. Он шипел и отдергивал плескунскую руку, норовящую погладить его по пятой точке, и забраться под подол.
Где та маска потаскухи, так привычная для Андрея, за которой удобно спрятаться, притвориться готовой на все, давалкой. Где тот цинизм, который помогал отвечать на вопрос: "Сколько у тебя было мужиков?" - саркастичным "С тобой будет сотня, милый", и который помогал отшивать надоедливых приставал.
Цинизм исчез, когда Юра с привычной прямотой спросил "скольким давал?", осталось искреннее "троим, еще в Австралии, первый был первым, второму достался отсос, с третьим упражнялся в технике поцелуев". И неожиданно вспылил в ответ на удивленное "И всё?", заистерил по полной программе, расплакался и выгнал парня. Своего парня. Парня, в которого влюблен по уши. Через час, нарыдавшись, не выдержал, вскочил и принялся судорожно одеваться. Вернуть и извиниться, вернутьвернутьвернуть. Выскочил за дверь, и едва не споткнулся о сидящего у его порога, Плескуна. Тот вскочил, обнял его, не переставая просить прощения, утешал и целовал покрасневшие глаза.


- И все-таки у тебя сиськи двенадцатилетней девчонки, - Плескун хитро щурился, однако, не переставая гладить эти самые сиськи с явным удовольствием.
Андрей устало закатил глаза. Сил ни на что иное не осталось.
Видимо, весь свой пыл, скрывающийся за равнодушием, Плескун, сам того не зная, хранил для Педжича, иногда не давая глаз сомкнуть до утра. Андрей приходил на съемки зацелованный, сонный, весь в подозрительных синяках, и слабо отмахивался на подколы гримеров.
Его все устраивало. Полностью, без всяких "но" и "однако".
Ему нужен и важен лишь Плескун, и плевать на остальное.
Сейчас он придет и, выкрикнув "А вот и моя любимая девочка!", полезет обниматься, а большего Педжичу и не нужно.

@темы: свое, Плежич